Невысокого роста, коренастый и ладный человек появился из темного угла съемочного павильона, куда его пригласили для участия в субботнем развлекательном телеканале. Эта программа Рязанского телевидения в конце 80-х годов прошлого века за короткое время стала настолько популярной, что образовалась изрядная очередь из кандидатов в эфир. Понятно, что отбирались те, кто представлял наибольший интерес. Человек из темного угла был таковым.

— Лев Маврин, — представился он. И добавил, — воздухоплаватель.

И это слово, как бы, повисло в павильоне. Оно уже никуда не пропадало, а присутствовало здесь и сейчас, как будто навечно прописалось и не собиралось уступать свои позиции.

Воздухоплаватель!

Вот он сидит перед нами и, слегка заикаясь, поясняет своё появление:

— Я, как вошёл сюда, сразу же почувствовал необычность всего происходящего. Здесь готовилось то, что через несколько минут … ну, это, как на кухне: вот продукты, вот кастрюля, вот огонь. Важно положить все это в кастрюлю в нужный момент, в достаточном количестве и ровно настолько времени, чтобы не переварить.

Мы с Валерой Майоровым просто застыли с открытыми ртами. Кого только не видели стены этого павильона, каких только речей они не слышали. Но воздухоплаватель, как мне показалось, обставил всех. И это подтвердил весь последующий эфир. Мы уже не отпускали Маврина далеко от телекамер и микрофонов, а дозированными порциями «впрыскивали» его в программу. И всякий раз это оказывалось кстати.

Воздухоплаватель!

Собственно, героем того эфира стал Лёва, а именно так к нему начали обращаться все работники студии, ничуть не смущаясь. Да он и сам очень быстро и надежно завязывал контакты.

В общем-то, мы пригласили Лёву, чтобы он рассказал о предстоящем фестивале воздушных шаров. Для Рязани эта новость была сенсационная. Фестиваль тепловых аэростатов «Небо России» только-только набирал обороты, но о нем говорили уже все. А придумали красочное действо два товарища: собственно, Лев Маврин и Михаил Малахов.

Придумывать разные чудеса, воплощать их в жизнь, радовать людей было для них делом всей жизни. И вот, как-то вечерком сидели они за чашкой чая на «мавринской» кухне и размышляли, что бы это такое придумать. Тогда Лев Борисович и вспомнил о воздушных шарах. Идея была для тогдашней России нова, свежа, сулила неплохие дивиденды, хотя бы в виде популярности, при минимальных рисках. В конце концов, так и получилось.

Но я не стану пересказывать историю фестиваля, становления воздухоплавания в России, накопления опыта пилотов и организаторов. У меня есть нечто другое.

Память…

Я даже сам удивился, что моя память может выудить из самых глубоких закромов то, чему уже тридцать лет. А выудила она вот что. И опять же на «мавринской» кухне. Сидели мы как-то с Левой на этой самой «машине идей» и просто трепались. И я впервые услышал, как человек восхищается, в общем-то пустотой. Ведь сфера воздухоплавания: небо, воздух — практически пустое место. И высказал эту идею опять же Лёва. И более того, он сравнил небесный эфир с электронным эфиром, в котором существует телевидение.

— У вас, ребята, это называется хромокеем. — Уже успел где-то узнать вездесущий Маврин. — Вот мы летим на шаре и видим под нами: луга, леса, реки. Вон лось на поляну вышел, а это — монастырь, город… У вас тоже самое. Вы только картинку подкладываете. А работаете, по сути дела, в пустоте. Как вам такая философия?

Валера Майоров, конечно же, стал спорить. Ему очень не хотелось чувствовать себя без опоры. Он спросил:

— А что для тебя эти полеты: спорт, аттракцион, работа???

— Да, нет. Это все не то, — Лёва глубоко задумался. — Это состояние. Человек на воздушном шаре переходит в иное состояние. Его нельзя достигнуть в самолете, в автомобиле… Там ощущаешь движение, сосредоточенности мешают звуки. А на шаре — тишина. Только горелки шипят. А вокруг — пустота. И ты в ней один.

— А ещё, — добавил «философ неба», — знаменитая обратная перспектива. Вы же знаете, что православная икона пишется по закону обратной перспективы? Это когда даль не уходит от нас в точку, а наоборот расширяется. Это удивительное явление. Ради него стоит подняться в небо.

И в это время глаза у Левы сияли, как две горелки на аэростате, готовом подняться в небо.